....Лжец....

Было около двух часов ночи, когда Том открыл глаза, отодвинул балдахин на своей кровати и осмотрелся: судя по спокойному дыханию и даже легкому похрапыванию некоторых учеников, все они видели уже десятый сон. Семикурсник тихо встал, обулся и беззвучно проскользнул в туалет.

Он старался не шуметь вовсе не потому, что так уж заботился о своих товарищах – ему просто надо было побыть одному. Сначала он наведался в одну из кабинок, уступив зову так непрактично устроенного организма, а затем подошел к умывальнику, открыл воду и устало оперся на раковину. Спина, обычно столь прямая, как будто Том с рождения занимался танцами, вдруг сгорбилась. На лице, которое всегда с легкостью принимало любое выражение, будь то внимание, сочувствие или подобострастие, в данную минуту читалась только бесконечная усталость.
Можно носить маску днями, неделями и месяцами, но не бесконечно долго. Когда-то надо сделать паузу, побыть самим собой, забыть о тщательно создаваемом образе.
Вода успокаивающе журчала, в замке царила тишина и Том почувствовал, что ему становится легче с каждой секундой. Еще немного, и он вернется в спальню, где вновь станет очаровательным юношей, одним из лучших учеников, исполнительнейшим префектом. Но сейчас, вдали от других, он мог позволить себе мгновение отдыха. Оно было ему действительно необходимо.
Он ненавидел людей.
И Слизеринцев, похваляющихся чистотой крови. И учеников других факультетов, которые пытались сравняться с ним. И учителей, гордящихся своими обширными познаниями и превосходством над учащимися. И недалеких приютских питомцев, с которыми он вынужден был проводить каникулы. И всех остальных людей: глупых, шумных и суетливых – как магов, так и маглов.
Том не видел между ними принципиальной разницы. Ну да, первые умели колдовать, в отличие от вторых. Но умирали они совершенно одинаково, отправляясь в никуда. Он мог безо всякого сожаления уничтожить их всех и наконец-то остаться в блаженном одиночестве.
И в то же время он не мог жить без них. Без их восхищения, обожания и безусловной поддержки. Без их безграничного доверия и готовности пойти за ним куда угодно. Без уважения и даже благоговения, доходящего до откровенного страха. Том с наслаждением впитывал все эмоции окружающих – так знаток вина получает удовольствие от изысканного букета. Они придавали ему сил, помогали планировать дальнейшие шаги, вдохновляли на самые рискованные поступки.
Семикурсник понимал всю парадоксальность своего характера, но ничего не мог с ней поделать. Временами эта двойственность приводила его в ярость, особенно когда он еще не осознал ее толком.
«Наверное, Дамблдор тогда решил, что я клептоман, – с усмешкой подумал Том, глядя, как вода маленьким водопадом струится к стоку, – а ведь это было всего лишь наказание. Кара для тех, из-за кого я ощущал себя таким несовместимо разным и потому невыразимо злился. Прочувствовали мой сложный характер на собственной шкуре. Лишились самого любимого и дорогого».
Вдруг он услышал скрип двери и тотчас преобразился. Перед раковиной теперь стоял величавый, хоть и немного сонный, потомок Слизерина и мыл руки. Куда более сонный Альфард Блэк не слишком разборчиво буркнул «Привет», душераздирающе зевнул и заторопился к ближайшей кабинке.

Конец