Похороны Беллы

За празднествами о деле совсем забыли. А ведь им еще раненых лечить и хоронить мертвых... Нарцисса не забыла. Выждала положенное, приличное время, встала — муж и сын остались за столом, — молча подошла к той единственной, которая наверняка тоже помнила.
— Минерва...
Уже не до этикета. А она постарела — Нарцисса это заметила, когда МакГонагалл обернулась. Эта женщина впервые оказалась в бою, когда была не старше мальчишек в этом зале. Не старше Драко. Наверное, теперь надеется, что с войной раз и навсегда покончено...
— Да, Нарцисса?
В голосе звучало подозрение и недоверие — может, и по заслугам. На Малфоев никто не обращал внимания, словно все сговорились. Странное у них теперь было место — прежний порядок рухнул, мир восстановился, а они так и застряли между тем и этим.
Нарцисса вздернула подбородок — одновременно и гордо, и смиренно, такое никому, кроме Блэков, не удается.
— Я бы хотела похоронить тело моей сестры.
Сделала было шаг в сторону, но вся решимость куда-то пропала. Словно пока она молчала, все еще могло обернуться неправдой. А теперь конец. Белла мертва.
Голос у нее сорвался, и Минерва почувствовала жалость. Может, вспомнила, как учила сестричек Блэк двадцать лет тому назад. Может, пожалела, что тогда не сумела повлиять на Беллу, пока та была молодая и податливая — если она вообще когда-нибудь в жизни была податливой. Как знать, вдруг смогла бы увести от темной стороны... Может, вспоминала собственную сестру — столько лет прошло, а они все так же близки друг другу. Что бы там ни было, а она смягчилась, и Нарцисса это заметила — она всегда умела читать по лицам.
— Конечно...
Показалось, что Минерва чуть было не добавила "мисс Блэк", будто все еще видела перед собой не взрослую женщину, обожженную войной, а светловолосую девочку в чистенькой слизеринской мантии.
— Конечно. Я только хотела предупредить...
Она оглянулась по сторонам.
— Не привлекайте внимания.
Нарцисса кивнула и ушла. Шла быстрым шагом, надеясь — уж слишком она хорошо знала, как может вести себя толпа, — что больше никому в голову не пришло вспомнить о Белле.
В Большом зале на полу все еще были сложены мертвые. И свои, и чужие. Тех, кто сражался за Хогвартс, уложили с почетом — потом семьи и близкие их заберут, похоронят достойно. Пожирателей свалили как попало, через них перешагивали, отодвигали в сторону. Хорошо хоть, никто не додумался пошарить по карманам покойников; Нарцисса не верила, что тут все такие порядочные и выше этого.
Проходя мимо рядов тел, она старалась не смотреть — любой из мертвых мог оказаться другом, сыном или дочерью друга... Она помнила, где упала Беллатрикс, и шла прямо туда.
У одного трупа все же замешкалась. Нет, Рудольфа вроде убили в замке, и тело сразу забрали домой... Это Белла успела рассказать, пока час длилось перемирие. Глаза у нее были совсем пустые, и говорила она мало и скупо.
А этот был легче, тоньше... Рабастан. Значит, вот так. Еще одно семейное древо вырублено под корень. Вздохнув, Нарцисса накинула на него защитные чары. Потом вернется или пришлет кого-нибудь. Сначала — свой долг.
Белла лежала на каменном полу в трещинах, будто некрасивая куча тряпья — так и осталась там, где ее настигла месть Молли Уизли. И даже в смерти все еще улыбалась насмешливо. В бледном утреннем свете она казалась намного моложе. Нарцисса, аккуратно подоткнув платье, встала на колени у тела сестры, потрогала спутанные волосы цвета воронова крыла, мокрые от пота и утреннего влажного воздуха. Подумала: ты, сестренка, умерла с палочкой в руке. При своем ремесле. Может, тебя и не вспомнят добрым словом в истории, но не забудут, что ты умела драться, как никто. Тебе этого довольно? Всяко лучше, чем вернуться в Азкабан или получить аваду исподтишка, ведь правда? Умереть в бою — разве не этого ты бы хотела?
Она опять закрыла глаза — эмоции накатили некстати. Целый год приходилось все держать под контролем, прятать чувства под замок, а сердце — в ледяную клетку. Это-то она умела, всю жизнь училась... Теперь все прорвалось, словно талая вода весной. По щекам текли слезы.
Солгала, спасла сына, а сестру погубила. Сказала бы правду, призналась Лорду, что мальчишка жив, — может, и Белла бы не погибла. Нарцисса свое выбрала, и если бы вернуть все обратно, сделала бы тот же выбор. Но теперь ничего не остается, кроме как пожинать плоды.
Будто волной накрыло: так остро она поняла, что больше никогда не услышит, как низкий, напевный голос зовет ее: "Цисси!". Никто больше не будет дергать ее за волосы, словно в детстве за косички, гулять с ней по саду под руку, рассуждая, как можно и нужно сделать мир лучше. И смех — буйный, беспечный — больше не будет отдаваться эхом в доме. Обсидиановые глаза закрылись. Не вспыхнут в них больше дразнящие искорки.

Настоящих похорон не получилось. Чистое безумие — открыто носить траур по женщине, которая, как ни крути, была самой преданной сторонницей Темного Лорда. Тело сожгли, а пепел развеяли в саду в Эбони Мэнор. Маленькую урну отослали в Арелес Холл, чтоб рассыпать прах над могилой мужа. На семейном кладбище Блэков в могилу положили палочку Беллы, над ней установили плиту. Нарцисса сама проделала это все, без пышных церемоний. Даже смешно становилось, когда она думала, как Белла бы возмутилась. Ей-то всегда хотелось зрелищ — чтоб умереть с блеском, как и жила, чтоб похороны стали событием. Нарциссе казалось, что она даже слышит, как сестра злится. Все на свете бы отдала, чтобы опять услышать, как она злится...
На похоронах почти никого не было — сама Нарцисса, и еще Драко и Люциус, стоявшие в почтительном отдалении. Нарцисса их понимала и не обижалась. Драко всегда немного побаивался тетки, а Люциус никогда не ладил с Беллой. Хватит уже того, что они рядом.
Она долго смотрела на плиту — темный блестящий гранит с тоненькой рамкой вокруг слов:

БЕЛЛАТРИКС МОРГАУЗА БЛЭК-ЛЕСТРЕЙНДЖ
13 АПРЕЛЯ 1959 — 30 ИЮНЯ 1998
NOLITE DEDISCERE PRAEVALET AESTUM*

Потом молча наколдовала венок из черных роз — ничто другое не подошло бы — и положила на могилу. Цветам было одиноко — единственное пятнышко жизни в царстве смерти. Сердце словно сжала невидимая рука, Как же можно отдать Беллу, ее Беллу, красивую, страстную, живую — этой серой пустоте, этой пропасти, где если что-то и вспомнят о человеке, так только имя?
Невыносимо было думать, что время поглотит и сестру.
"Нет, — подумала Нарцисса и отогнала подступившие было слезы. — Нет. Что бы она ни сделала, одно верно — ее никто не забудет".